Предварительные замечания по поводу аллегории пещеры

Аллегория пещеры одна из самых важных и известных философских притч. Она была придумана греческим философом Платоном (ок. 428 - ок. 348 гг. до н. э.). Аллегория пещеры известна как Дополнение к платоновской аллегории линий и аллегории солнца Все это можно найти в обширном полном собрании сочинений Платона "Politeia" включены. Притча о пещере следует за двумя другими притчами, на которых она основана.

Однако аллегория пещеры может быть понята и сама по себе и иллюстрирует трудную и болезненный путь от неведения к реализации. Кроме того, она иллюстрирует трудности и опасности, которые угрожают человеку, если он хочет приблизить свое новое знание и осознание реальности к другим людям, все еще находящимся в темной пещере невежества, и хочет освободить их от оков обмана и пещеры иллюзий.

При этом отмечается, что просвещать других в пещере невежества - долг и обязанность перед ближними.
Аллегория пещеры обычно интерпретируется как живописное объяснение, описывающее важность и смысл образования и философского знания, а также мучительные усилия на этом пути. Притча вплетена в "Политею", которая является древнейшей известной государственной философией и политической утопией в Европе, дополненной теорией идей Платона. Поэтому интерпретация может быть направлена и на другие аспекты: социальный и политический контекст, осуществление власти и правления, действия людей в обществе.

Значительная часть притчи о пещере, после собственно описания притчи, посвящена правительству и вопросам государственной философии. Поскольку эта часть в конце имеет лишь ограниченную связь с самой притчей и является очень обширной, эти рассуждения здесь в основном опущены, за исключением нескольких ключевых отрывков.
В работе Платона "Политейя" добро и истина имеют огромное значение, а знание и реализация также причисляются к добру и приравниваются к свету солнца. Это также подчеркивается в аллегории пещеры.

Как было принято у древнегреческих философов, Платон передавал свои объяснения и учения с помощью вымышленных бесед или споров между известными людьми. В результате получается непривычная для нас сегодня смесь учения, драмы и рассказа. Подобные стилистические приемы передачи знаний, добродетелей и других учений знакомы нам по старым европейским сказкам, мифам и легендам. Здесь ценности и учения передаются через действия и разговоры - через аналогии и аллегории.
Сайт вымышленная главная роль несет в себе всю Политею почитаемый учитель Платона Сократ. Он - колоритный главный герой. Платон написал "Аллегорию пещеры" как подробный и приукрашенный диалог между его родным братом Глауконом и Сократом.

Чтобы притча была понятна и длинна, она представлена здесь в несколько упрощенном и сокращенном виде, а форма диалога, как это принято сегодня, уменьшена. Таким образом, объяснение и содержащиеся в ней утверждения можно воспринять без отступления от темы. Кроме того, ее можно перевести на разные языки гораздо надежнее, чем это было бы возможно на основе старой немецкой версии.

* * *

Аллегория пещеры

"Сравните человеческую природу в отношении образования и необразованности со следующим состоянием.

Представьте себе людей в подземном жилище, похожем на пещеру, с входом по всей длине пещеры. В этой пещере их с детства связывают за шею и бедра, так что они сидят на одном месте и могут смотреть только вперед, на стену напротив входа. Повернуть голову невозможно из-за ограничений.

Они освещены костром, который горит на расстоянии в направлении выхода, над ними и позади них. Между костром и заключенными наверху проходит дорожка. Вдоль этой дорожки за заключенными возведена стена, подобная той, которую кукловоды ставят перед зрителями и через которую они показывают свои кукольные трюки.

Вдоль этой стены стоят люди, несущие всевозможные предметы, выступающие над стеной: сосуды, столбы с изображениями и всякие другие каменные и деревянные вещи. Одни разговаривают, другие молчат.

Как люди, попавшие в такую ловушку, могут видеть что-то свое и чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на стену пещеры напротив, если они вынуждены держать голову неподвижной до конца своих дней?
Когда они разговаривали друг с другом, рассказывали ли они о том, что видели, и называли ли то, что видели?
И даже если бы в их подземелье доносилось эхо оттуда, если бы кто-то из прохожих заговорил, он бы подумал, что говорят тени на стене.
В любом случае, люди, попавшие в такую ловушку, не могут считать реальностью ничего, кроме теней на стене.
Если такого узника освободить от оков и тут же заставить встать, повернуться, пройтись и выглянуть из темноты на свет, он неизменно почувствует боль от слепящего света. А из-за мерцающих бликов он не мог отчетливо различить те предметы, которые раньше видел лишь в тени.

Что бы он, вероятно, сказал, если бы кто-то заверил его, что до сих пор он видел в своей жизни только нереальные вещи, но теперь он стал ближе к реальному и существующему и может видеть правильно? И если бы он сейчас увидел то, что прошло мимо, разве этот человек не был бы полностью сбит с толку и не был бы вынужден поверить, что то, что он видел в своей жизни раньше, было, возможно, более реальным, чем то, что ему показывают сейчас?
И если бы этого человека даже заставили взглянуть на сам свет, его глазам наверняка стало бы больно. И ему захочется убежать и вернуться, чтобы увидеть то, к чему он привык и что умеет видеть.

А если бы кто-то насильно потащил его оттуда по грубому и крутому подъему и не отпускал, пока не вывел на свет солнца, разве он не почувствовал бы сильную боль и не захотел бы, чтобы его тащили? А если бы он попал на ослепительный свет, то поначалу не смог бы разглядеть ничего из того, что его окружало.
Поэтому ему нужно было привыкнуть к тому, что он видит здесь. Сначала он легче всего распознавал тени, затем другие предметы и людей. А еще он смотрел на небо.

И он предпочел бы смотреть на само небо ночью и видеть свет луны и звезд, а не солнце и его непривычный дневной свет. Впрочем, в конце концов он, наверное, смог бы смотреть и на само солнце в его собственном месте.
И тогда он узнает, что солнце создает время, годы и все остальное, и как велико его значение.
И если сейчас он вспомнит свой первый дом, маленькие премудрости и своих товарищей по заключению в то время, будет ли он считать себя счастливчиком в своем нынешнем положении?
И если бы они там чествовали и превозносили того, кто лучше всех запоминал проплывающие тени на стене и их детали, разве он все еще жаждал бы оказаться здесь, среди них, и любоваться теневыми портретами?
Или же он столкнется с гомерическим и предпочтет работать поденщиком в поле, и пусть лучше с ним все случится, чем он снова будет жить там, внизу, под такими идеями?

Даже если такой человек снова спустится и сядет на свой прежний стул, разве не будут его глаза полны тьмы, а зрение слабым, так внезапно пришедшим с солнца? И если бы ему пришлось снова состязаться в изучении этих теней с теми, кто всегда находился там, разве они не смеялись бы над ним и не говорили бы о нем, что он вернулся сверху с глазами, полными тьмы? Они будут насмехаться над ним, когда он будет говорить о вещах и свете солнца, говоря, что не стоит пытаться подняться туда, и что любого, кто попытается ослабить их и поднять туда, придется убить, если его удастся поймать".

Отрывки из притчи - объяснения Сократа Глаукону:

"Приравнивайте восхождение и созерцание высших вещей к восхождению души в царство знания. Только с трудом ты сможешь увидеть идею добра. Но когда ты увидишь ее, ты увидишь знание как причину всего правильного и прекрасного.
Тот, кто хочет действовать рационально, будь то в своих или в общественных делах, должен видеть свет и солнце, которое как правитель несет истину и разум.
Если у кого-то есть разум, то он считает, что восприятие может быть нарушено двумя вещами: когда человек переходит от света к тьме и когда он переходит от тьмы к свету".
[...]
"И разве не естественно и не необходимо, после того что было сказано до сих пор, что ни необразованные и не знающие истины люди не будут должным образом управлять государством, ни те, кому постоянно позволяют заниматься науками?
И самым прекрасным натурам из наших жителей в городе надлежит стремиться к тому знанию, о котором мы говорили выше как о величайшем, а именно: видеть добро и совершать путь к нему вверх. Но когда они увидят там достаточно, нельзя допустить, чтобы они остались там и не захотели вернуться к этим пленникам, не захотели принять участие в их судьбе. Неужели мы хотим совершить несправедливость и обвинить их в том, что они живут хуже, хотя могли бы жить лучше?"
[...]
"Итак, теперь вы должны снова спуститься в обитель остальных и вместе с ними привыкнуть к темноте. Таким образом, вы будете видеть в тысячу раз лучше, чем те, кто там, и распознавать каждый теневой образ, каков он есть и от чего он происходит, потому что вы сами видели прекрасное, доброе и праведное в истине. И тогда государства будут управляться нами и вами с бдительностью, а не с мечтательностью, как большинство из них управляются сейчас теми, кто ведет теневые сражения друг с другом и делит верховную власть, словно это великое благо.
Но истина заключается в следующем: государство, в котором те, кто призван управлять, меньше всего хотят управлять, обязательно будет лучше и спокойнее всего управляться, а то, которое получило противоборствующих правителей, будет также противоборствовать".
[...]
"Если вы покажете тем, кто должен управлять, образ жизни, который лучше, чем управление, то вы сможете обеспечить хорошее управление государством. Ибо только в таком государстве будут царствовать истинно богатые, которые богаты не золотом, а тем, чем будут богаты блаженные: добродетельной и разумной жизнью".

Но если голодные и бедные займутся государственными делами, полагая, что они должны захватить оттуда все хорошее, это не поможет. Ибо если управление становится предметом борьбы, то такая внутренняя и междоусобная война должна испортить и самих воюющих, и все остальное государство".